В начале 2011 года член Общественной палаты Анатолий Кучерена высказал имевшую широкий резонанс мысль, что судебную реформу надо завершить созданием единого центра управления и обеспечения всех судов страны в лице Судебного департамента и кодификацией нормативных актов о судебной системе. "Право.Ru" побеседовало с заслуженным юристом РФ, профессором кафедры судебной власти и организации правосудия Высшей школы экономики, федеральным судьей в отставке Сергеем Пашиным по поводу этой инициативы, в частности, и достигнутых результатов судебной реформы в целом.

- Сергей Анатольевич, вопрос централизации судебной власти в России довольно активно обсуждался в 1990-х годах. Вы тогда находились, что называется, в гуще событий в качестве главного специалиста юридического отдела аппарата Президиума Верховного Совета РСФСР, а затем — руководителя отдела судебной реформы Государственно-правового управления Президента РФ. Какие инстанции и персоналии выдвигали идею создания единого судебного органа?

- Не могу припомнить, чтобы у нее были слишком уж активные сторонники. Такой вариант, как один из возможных, обсуждался народными депутатами России в Комитете по законодательству Верховного Совета. С этим обсуждением тесно связано имя зампреда комитета Бориса Андреевича Золотухина, который позже стал депутатом Госдумы, заместителем председателя Комитета по законодательству и судебно-правовой реформе. Борис Андреевич был известен как активный сторонник введения суда присяжных и либерализации законодательства. Трудно представить, что убежденному либералу могла прийтись по душе идея о централизации чего-либо вообще. Однако, повторюсь, гипотетический вопрос о создании единого высшего судебного органа в повестку дня все же вносился и после обсуждения был отвергнут.

Модернизация судебной системы уже шла как раз в противоположном направлении, а именно по пути организационного обособления различных ветвей судебной власти. Благодаря усилиям Вениамина Федоровича Яковлева, государственные арбитражи, административные по своей природе, сменились системой арбитражных судов во главе с ВАС. Группа разработчиков, которую мне было поручено возглавить, завершала работу над законопроектом о суде присяжных, где мне принадлежала процессуальная часть и редактирование всего законопроекта. А 30 октября 1991 года состоялось первое рабочее совещание судей Конституционного Суда РСФСР. Этот орган отнюдь не вышел из "шинели" горбачевского Комитета конституционного надзора (ККН) СССР, но, напротив, сразу задумывался как суд, имеющий серьезные властные полномочия. Хорошо помню эти события, поскольку являюсь автором первого в России закона о Конституционном Суде 1991 года.

Суды общей юрисдикции, арбитражные суды и КС, образно говоря, осваивали свои "территории", при этом возникали новые правоотношения, которыми в советское время суды не занимались. А теперь эти правоотношения складывались и признавались законом. Часть компетенции органов исполнительной власти передавалась судам, укреплялся судебный контроль за актами органов исполнительной власти и должностных лиц.

В целом на то время уже сложилась такая конфигурация судебной власти, которая сохраняется и по сей день. И я не думаю, что тогда могли найтись силы, которые решились бы дать этому процессу обратный ход.

- Почему Вы так думаете?

- Россия в то время переживала крайне болезненные для подавляющей части населения общественно-политические и экономические сдвиги. В такой ситуации неразбериха внутри судебной системы была очень опасна. В 90-е годы меня не покидало ощущение, что суды общей юрисдикции рассматривались властью не как пионерская система, идущая где-то впереди формирования новых общественных отношений, а как система стабилизации обстановки. Суды, насквозь пронизывающие огромную страну, хоть как-то удерживали ее от криминального хаоса в годы безвременья, от центробежных тенденций.

Кстати, похожая картина наблюдалась, например, в Болгарии, где после резкой смены политической системы власть не торопилась со столь же кардинальными преобразованиями в системе судебной. Однако есть и противоположные примеры. После воссоединения Германии были разом уволены все восточные судьи, а затем проводились экзамены, к которым не допускали бывших партийных работников. Это была настоящая судебная революция.

- Как Вы относитесь к тому, что идея централизации судебной власти в нашей стране реанимирована в очередной раз? 

-  Централизация судебной власти в России — вещь нелогичная, даже опасная. Наше государство уже прошло через серию опытов, когда разные ветви судебной системы замыкались на некий общий орган. Так было, скажем, в эпоху реформ 1864 года, когда так называемые общие судебные места и мировая юстиция замыкались на Сенат, как высшую кассационную инстанцию. Огромные размеры империи сделали такую конструкцию неэффективной, малодоступной для населения. Фактически в пореформенной России новое законодательство применялось в различных вариантах, и ситуация так и не пришла к единообразию.

А в 30-е годы XX века уже в СССР была предпринята очередная попытка централизации судебной власти — экономические споры были поручены судам общей юрисдикции. Ни к чему хорошему это не привело. Пришлось создавать специализированные системы арбитражного производства.

Идея единства хороша для "карликовых" стран, для очень маленьких общностей, но не для федеративного государства, занимающего огромные пространства евро-азиатского материка. Это же разные уклады жизни, многообразие проблем и правовых отношений, наконец, разные правовые представления местного населения в границах одной страны. В этих условиях надо как зеницу ока хранить и развивать помимо федеральной системы еще и штатную, то есть, независимую систему судов субъектов федерации.

- В чем Вы усматриваете главную опасность организационной вертикали судебной власти?

- Ну, главным образом, в размножении, мультипликации несообразностей и ошибок, которые будут насылаться из единого центра на всю страну. А это значит, что все опять будут виноваты перед Москвой, любого независимого судью можно "ущучить" за нарушение однообразия. Это такие плохие советские штучки, дурная наследственность советского правосудия. Единство — в многообразии, а не в тупой властной фельдфебельской вертикали. В федеративном государстве не может быть ни судейской, ни полицейской, ни предержащей, ни законодательной централизованной власти, организованной по логике воинских уставов.

У нас напрашивается необходимость как раз в серьезной децентрализации судебной системы. Отсюда, кстати, идеи создания специализированных судов – административных, ювенальных и других. Посмотрите, например, на ФРГ.  Там, по меньшей мере, пять ветвей судебной власти — есть дисциплинарные (для чиновников и судей), социальные, налоговые суды, суды для несовершеннолетних, конституционные суды — федеральный в Карлсруэ и земельные. Они многоуровневые, как правило, с апелляционной инстанцией. И это делается совершенно осмыслено. Вообще, я затрудняюсь назвать какое-либо федеративное государство с централизованной, исключительно федеральной судебной системой. И в любом случае к казенной системе  правосудия примыкает система, устроенная самими гражданами, – коммерческие, третейские суды и т.д.

Взять, скажем, Великобританию. Здесь конфликты в сфере предпринимательства и вообще гражданские конфликты люди склонны решать третейским разбирательством и нагрузка на суды графств сравнительно невелика. Интересно отметить, что в качестве третейских судей могут выступать судьи короны. К ним предпочитают обращаться не в качестве государственного судьи, а в качестве третейского. У нас же досудебные и внесудебные способы урегулирования конфликтов практически не работают, что делает суды безальтернативной и весьма  перегруженной конвейерной инстанцией.

- А каково Ваше мнение по поводу идеи создания единого Судебного департамента?

- Я хочу напомнить, с чего в сущности начиналась судебная реформа внутри судейского сообщества. Это был "бунт" судейского сословия против Минюста — единого организационного центра, который занимался финансированием, кадровым и материально-техническим обеспечением судов. Я не понаслышке знаю, как это происходило, какая жуткая неприязнь к министерству, державшему суды и судей в полунищенском состоянии, разом выплеснулась наружу.

- Ну, сегодня судам и судьям нищета явно не угрожает, ведь зарплаты многих судей превышают сто тысяч рублей. О каком "бунте" против Судебного департамента может идти речь? 

- Кстати, повышение денежного содержания является, на мой взгляд, одним из инструментов исполнительной власти, которым регулируется послушность судейского корпуса. Она [послушность] возрастает прямо пропорционально зарплате. Но мы сейчас говорим о другом. Вместо одного "единого организационного центра судебной системы" в лице Минюста нам предлагают другой — Судебный супердепартамент, который сосредоточит в своих руках огромные финансовые ресурсы. То есть, яйца снова окажутся в одной корзине. Я понимаю ситуацию, когда существующие сегодня механизмы финансирования и организационного обеспечения арбитражных судов и КС оказались бы неудовлетворительными. Но это не так, во всяком случае, я ничего об этом не слышал. Тогда непонятно, зачем, с какой целью их ломать? Я вообще полагаю, что денежными средствами должен распоряжаться напрямую сам судебный орган, и здесь также напрашивается децентрализация.

- Сергей Анатольевич, какова Ваша точка зрения на кодификацию нормативных актов о судебной системе, органах судейского сообщества и судьях и их замене принятым в форме ФКЗ Судебным кодексом? Подобный вопрос в связи с необходимостью решить проблемы нормативной регламентации поведения судей и их ответственности поднимался несколько лет назад. Но при этом некоторые юристы ссылались на препятствие – отсутствие единого стержня в законодательстве…

- Признаться, не вижу, что может дать сливание семи законов под одну обложку, какие проблемы оно решит. Ну, разве что создаст некоторые удобства на письменном столе. Но дело ведь не в том, что у судей руки не доходят полистать несколько томов, а один том они непременно одолеют и проникнутся чувством ответственности за свое дело. Поможет ли кодификация преодолеть проблемы неправосудия, дефицита справедливости в выносимых решениях, игнорирования прямого действия конституционных норм? Ведь именно это серьезно. А судоустройственные вещи — они, в общем-то, достаточно кодифицированы законами о судебной системе, судах общей юрисдикции. Есть конституционные принципы правосудия, то есть, стержень, вокруг которого может происходить кодификация, но это не значит, что все законы должны слиться в один большой закон.

Не стоит забывать, что есть страны, которые живут, и хорошо живут, не приняв конституцию в форме единого документа. Великобритания, например. По-моему, идеи Анатолия Григорьевича в конечном счете заключаются все-таки в том, чтобы выстроить вертикаль. А зачем? Чтобы создавать, например, единые конституционные стандарты? Или чтобы противостоять другим ветвям власти? Мне логика адвоката непонятна.

- А как Вы оцениваете скорость реформировния разных частей судебной системы? 

- То, что в судах общей юрисдикции мышление достаточно ретроградное – для меня это бесспорный факт. И то, что способ управления этими судами просоветский – тоже факт. Но есть одно "но"…

Видите ли, нивелирование, механическое сравнение двух ветвей судебной власти — судов общей юрисдикции и арбитражных — не всегда корректно. Система судов общей юрисдикции корнями уходит в советское прошлое, в то время как система арбитражных судов строилась уже на расчищенной от прошлых экономических "руин" площадке. А посмотрите на тяжущихся в арбитражах. Это, скажем так, во многих случаях приятные и элегантные господа, а предметом спора нередко служат просто астрономические суммы. Логика арбитражного суда — это опора, главным образом, на документы, это такая своеобразная состязательность, это стремление к примирению сторон.

В судах общей юрисдикции публика попадается не столь приятная – грабители, убийцы, насильники, воры… В этой системе я наблюдал однажды, как супруги при разделе имущества яростно делили "поровну" 21 кусок мыла. Суды общей юрисдикции сильно приближены к большинству населения страны и обслуживают застарелые язвы нашего народа. И это совершенно другая логика, совершенно другой "менталитет" суда. И вряд ли такая большая система, как суды общей юрисдикции, может быть быстро преобразована. Так что, на мой взгляд, все очень не просто, есть и объективные причины отставания.

- Сергей Анатольевич, в мае на заседании Совета судей председатель Верховного Суда Вячеслав Лебедев и глава ВАС Антон Иванов публично продемонстрировали, что у них есть серьезные расхождения во взглядах на то, как следует назначать глав судов и какими должны быть сроки их полномочий. В частности, Иванов предлагал назначать председателей и заместителей председателей судов соответственно на пленумах Верховного и Высшего Арбитражного судов, а также отменить ограничение о назначении глав судов не более чем на два срока подряд. 

- Я бы согласился с Лебедевым в том смысле, что отменять ограничения нецелесообразно.  Председатели не должны окостеневать в своей должности. Мы все это уже проходили в 1996 году, когда они назначались пожизненно. Такая номенклатурная единица должна была себя чувствовать "богоравной"…

Но со временем в главном кадровом органе судейского корпуса — администрации президента спохватились, что пожизненный председатель уже в меньшей степени зависит от исполнительной власти, и порядок их назначения и переназначения в очередной раз изменился. В этом же ряду стоит и отмена выборов председателя Конституционного Суда судьями. Власть стремится повысить управляемость судебными институтами. Поэтому логика Иванова по поводу назначения председателей судов и их заместителей в обход исполнительной власти более чем понятна.

Такой подход характерен для Запада. Там председатель суда – первый среди равных. Его должность  – это обременительная, докучная представительская функция. Никакой властью в отношении реальных судей он не располагает и не может, например, возбудить дисциплинарное производство против своих коллег. Более того, сплошь и рядом на должность председателя судьи назначаются либо по жребию, либо по старшинству. Судьи могут договориться по очереди занимать председательское кресло.  Это очень типично для США.

- Вы были в числе тех, кто инициировал внедрение суда присяжных в России, разрабатывал нормативно-правовую базу этого правового института, который прекрасно вписывается в процесс децентрализации, и связывали с ним надежды на рост правосознания нации, создание альтернативы профессиональным судьям, уход от обвинительного уклона, повышение доверия к суду…

- Большинство этих надежд так пока и не сбылось. Народный институт судебной власти не получил широкого распространения. Есть множество статей, которые не подпадают под компетенцию суда присяжных. Скажем, убийство из ревности. Однако вместо расширения компетенции суда присяжных происходит обратный процесс — юрисдикцию судей факта, как порой именуют присяжных,  постоянно сужают. На сегодня мы получили, образно говоря, всего лишь действующую модель состязательного правосудия в уменьшенном масштабе.

- Чем Вы это можете объяснить?

- На мой взгляд, суд присяжных не встраивается в вертикальную бюрократическую систему, им невозможно командовать, несмотря на появление многочисленных технологий манипуляции со стороны суда и прокуратуры. 20% оправданных подсудимых — с этим судебная и исполнительная власти не могут