1 марта 2017 г.
Рабочие ресурсы в России серьезно недооценены – такова позиция социального блока правительства. В стране действительно растет уровень бедности, но экономисты сомневаются, что у правительства вообще имеется достоверная картина сложившийся ситуации. Пытаясь пережить кризис, люди попросту выводят свои доходы в «серую зону». Как можно с этим бороться и нужно ли это делать?
Наиболее оптимистичным показателем российского рынка труда является чрезвычайно низкий официальный уровень безработицы – 5,6%, или 4,3 млн человек (по последним данным Росстата). «Положение на рынке труда стабильно. Мы справились с безработицей», – заявил накануне премьер-министр Дмитрий Медведев, выступая на Российском инвестиционном форуме в Сочи. Другое дело, что новости в этом нет: полгода назад вице-премьер Ольга Голодец охарактеризовала ситуацию примерно в тех же словах: «У нас совершенно особая ситуация: у нас нет безработицы».
Проблема же заключается в том, что, по словам все той же Голодец, в России «абсолютно дешевая, заниженная стоимость рабочей силы». 4,9 млн человек в настоящее время получают зарплату на уровне минимального размера оплаты труда (МРОТ), который в настоящее время составляет 7,5 тыс. рублей, что существенно ниже прожиточного минимума (порядка 11 тыс. рублей). Это заявление стало едва ли не главным событием первого дня форума, отодвинув на второй план даже пленарную дискуссию по вопросам развития регионов. Выход из сложившейся ситуации Голодец видит в доведении МРОТ до прожиточного минимума, что «даст серьезный выигрыш и производству, и экономике, и людям».
По данным статистики, общая численность рабочей силы в России в начале этого года составляла 76,1 млн человек. Иными словами, зарплату в размере МРОТ получают порядка 6,4% трудоспособного населения. И главный вопрос в том, как интерпретировать эту пугающую цифру – здесь мнения экспертов расходятся.
Прежде всего, возникают большие сомнения в том, что формулировка «зарплата на уровне МРОТ» вообще отражает реальность за пределами статистических данных. «Я думаю, что жить на такие деньги невозможно», – говорит управляющий партнер компании «ФОК (Финансовый и организационный консалтинг)» Моисей Фурщик. По его мнению, основной причиной значительной доли зарплат на уровне МРОТ стало состоявшееся несколько лет назад повышение страховых взносов для работодателей, из-за чего все больше доходов их работников стало уходить в тень. «Контролировать и учитывать это сложно, – считает Фурщик. – Более реальный путь – либо радикальное повышение МРОТ, либо снижение фискальной нагрузки на Фонд оплаты труда (ФОТ)».
Сторонником первого варианта является Голодец, курирующая весь социальный блок правительства. В то же время в Кабинете министров есть и адепты снижения страховых взносов в качестве стимула для экономического роста. Так, Минэкономразвития предлагает налоговый маневр по формуле «21 на 21»: повысить ставку НДС с 18 до 21%, одновременно снизив совокупную ставку платежей в социальные фонды с 30 до 21%. Однако на минувшей неделе это предложение подверг критике министр труда и социального развития Максим Топилин, а на форуме в Сочи к ней присоединилась и непосредственный руководитель Топилина в правительстве, то есть все та же Голодец. «Любые поспешные решения, которые принимаются без должного просчета, приводят к отрицательному экономическому результату, я уже не говорю о социальном», – заявила она в кулуарах.
Этой же точки зрения придерживается и глава Пенсионного фонда РФ Антон Дроздов, который может оказаться главным проигравшим – один из вариантов налогового маневра предполагает снизить ставку страховых взносов только за счет пенсионных отчислений.
Другое дело, что и повышение размера МРОТ до прожиточного минимума не является панацеей. Эта мера как минимум потребует значительных бюджетных средств – замминистра труда Любовь Ельцова уже заявила, что повышение МРОТ на 300 рублей с 1 июля потребует 5,2 млрд рублей из бюджетов всех уровней на увеличение зарплат бюджетникам. Но просматриваются и более пагубные отложенные последствия.
«Логика предложений Ольги Голодец понятна: повышение зарплат должно привести к увеличению емкости внутреннего рынка, но проблема заключается в том, что в реальности рыночные экономические теории работают в точности до наоборот, – считает доцент НИУВШЭ Павел Родькин. – Без серьезного давления на рынок осуществить эту инициативу невозможно: свои издержки собственник будет компенсировать за счет наемных работников или перекладывать их на потребителя. Поэтому без государственного вмешательства повышение зарплат приведет всего лишь к росту цен и увеличению безработицы. Тот же Дональд Трамп, чтобы вернуть производства в США на более конкурентоспособный (в терминологии Ольги Голодец) рынок с более высоким уровнем зарплат, для решения проблемы рабочих мест намерен прибегнуть к очень жесткому налоговому давлению и регулированию».
Вместе с тем приведенные вице-премьером неутешительные данные являются свидетельством того, что в России прогрессирует уровень бедности, а заодно и падает качество рабочих мест. Как признала Голодец, дешевизна рабочей силы в стране делает невыгодными вложения в инновационные технологии на производстве для бизнеса. Следовательно, оказывается фактически недостижимой задача, которую в 2012 году поставил президент Владимир Путин – создать и модернизировать к 2020 году 25 млн рабочих мест.
По мнению руководителя Центра экономических исследований Института глобализации и социальных движений Василия Колташова, именно появление большого количества «плохих» рабочих мест – с низкой официальной зарплатой и не требующих значительной квалификации – стало ценой адаптации российской экономики к очередному кризису. «Зарплаты становятся ниже, требования – жестче, нагрузка – больше, а перспектив никаких, и этого уже никто не скрывает. Фактически мы попали в западноевропейскую ловушку кризиса, и это сохраняет внутренние основы кризиса, что бы ни говорило правительство о преодолении спада в экономике», – говорит Колташов, оценивая общее количество бедных в стране в 40–50 млн человек. Для сравнения, в середине прошлого года Росстат обнародовал статистику, согласно которой 22,7 млн человек в стране находятся за чертой бедности (то есть имеют доход ниже прожиточного минимума).
Все это опять же не отменяет вопроса о качестве экономической статистики, на основании которой принимаются решения властей. День в день с нашумевшим выступлением Голодец в Сочи ВЦИОМ опубликовал исследование рынка труда: 9% опрошенных заявили, что имеют только неофициальные доходы, 6% определили себя как самозанятые (то есть имеющие незарегистрированный бизнес или незадекларированные трудовые заработки), еще 1% отнесли себя к категории «серых предпринимателей» и 2% затруднились дать определенный ответ об источниках своих доходов. В итоге вырисовывается достаточно крупная группа, которая имеет тенденцию к росту. Если в 2015 году в аналогичном исследовании ВЦИОМ официальную работу имели 89% опрошенных, то теперь их доля сократилась до 86%.
Голодец еще в 2013 году (то есть до кризиса) признала, что в России из 86 млн граждан трудоспособного возраста только 48 млн работают в секторах, которые «видны и понятны» правительству. Но и в новых экономических реалиях возможности для неофициальных доходов в России по-прежнему весьма разнообразны. «Во многих сферах – например, в строительстве, но далеко не только в нем – до сих пор существенная часть дохода работников приходится на разного рода «премии» и «бонусы», – перечисляет независимый аналитик Александр Полыгалов. – Хорошие надбавки в виде чаевых – без всяких «премий» и «конвертов» – получают многие абсолютно легально оформленные гастарбайтеры, например грузчики. У тех, кто занимается репетиторством – скажем, пенсионеров или учителей с маленькой зарплатой,доходы от этоговообще нигде не отражаются. Фрилансеры могут числиться сотрудниками в какой-нибудь мелкой конторе с официальной зарплатой величиной в МРОТ. Наконец, можно просто сдавать бабушкину квартиру и не платить за это никаких налогов».
При этом пока не приходится рассчитывать, что доля людей с неформальными доходами или самозанятых стабилизируется, напротив, она будет только увеличиваться, учитывая новую волну технологического замещения труда. Самый характерный пример здесь – недавнее заявление президента Сбербанка Германа Грефа о том, что развитие дистанционного обслуживания приведет к сокращению штата банка примерно в два раза с нынешних 330 тысяч человек. «Техническое перевооружение производств, на котором делается особый акцент правительством, также несет риски роста безработицы, – говорит Павел Родькин. – Роботизация ставит серьезный вопрос: что делать с миллионами ненужных людей? Эта проблема не решена даже концептуально во всем мире, не говоря уже о готовых рецептах. Бизнес рассматривает инновации всего лишь в качестве способа снижения экономических и социальных издержек и увеличения прибыли, так что надежды на научно-технический прогресс в существующей социально-экономической и идеологической парадигме вряд ли принесут позитивные результаты для большинства населения».
Михаил Кувырко